Показавшийся в проеме стражник, однако, сам чего–то побаивался, и уж во всяком случае, не за тем пришел, чтобы Ветра на казнь тащить. К тому же, совсем один, да еще палец к губам приложил. Ветер слабо кивнул в ответ.
— Завтра тебя не повесят, — тихо пробормотал незнакомец, наклонившись к Ветру. — Старейшину отговорили. Тебя накажут кнутами. Перед закатом, а потом выкинут вон из города, в лес, дварам на поживу. Старейшине так больше понравилось. Только вот что: как выкинут тебя в лесу, никуда не уходи, а то найти потом не смогут.
— Кто не сможет? Двары?
— Там увидишь. — Он боязливо выглянул из каменной каморки. — Шаги, вроде… Видать, почудилось. Так слышишь: не уходи никуда. И смотри, не проговорись!
— Хорошо, — Ветер кивнул.
Надежда снова вернулась к нему. Кнуты — чепуха, куда хуже взвиться в последний путь на веревке.
Но не такой уж чепухой оказались эти кнуты. Дважды он терял сознание, и дважды его отливали водой. На площадке внутреннего двора Большого Дома собралось множество зрителей, кажется, из вчерашних гостей Старейшины. В третий раз Ветер уже не очнулся, и его, погрузив на лошадь, словно мешок, при свете вечернего Канна вывезли за городские ворота Кетэрсэ, а потом и дальше, в лес.
Очнулся он в неизвестном месте. Маленькая опрятная комнатка, мягкая постель. Задрав неловко рубаху, он обнаружил, что перевязан со знанием дела. За ним хорошо смотрели, кормили, каждый день приходил молодой веселый лекарь и заново перевязывал раны. Как–то раз он поинтересовался, откуда у Ветра такой шрам на виске, и тот помянул разбойников, после чего и без того любезный посетитель проникся к нему еще большим уважением. И только выходить наружу стихотворцу не разрешали. Опасно.
А через несколько дней к Ветру прибыл странный гость. Одежда и манеры выдавали в нем человека знатного, да не из обычных — из высоких, такой отпечаток ни с чем не спутаешь. К тому же Ветру смутно помнилось, что где–то он его уже встречал. Но где? Незнакомец держался весьма любезно, хотя, как и у всех людей подобного сорта, надменно–снисходительное выражение успело оставить характерные складки на обличье, а в голосе то и дело прорывались повелительные ноты. Зато в глазах светился недюжинный ум, и, главное, живость, ни в коей мере не свойственная большинству людей его положения. Ветру он понравился, и все же, пользуясь своим недугом, он едва поклонился незнакомцу.
— Приветствую тебя, стихотворец, — начал гость. — Ты поправляешься, я вижу.
— И тебя приветствую с добром, господин. Прости великодушно, имени твоего не знаю.
— Тебе и не надо знать его, — поспешно ответил незнакомец. — Так спокойнее. Безопаснее.
— Для меня? — спросил Ветер.
Он покачал головой.
— Нет, для меня.
— Должно быть, это тебе я жизнью обязан, — догадался Ветер. — За то великая благодарность, господин. Никогда этого не забуду.
Незнакомец досадливо отмахнулся.
— Не спеши благодарить, стихотворец. Ведь это я надоумил Старейшину развлечься, позвать тебя на праздник. — И, видя удивленный взгляд, пояснил: — Я слушал тебя накануне, почти целый вечер. В харчевне. Слухи о твоем необыкновенном искусстве сразу же разлетелись по городу, и мне стало любопытно.
— Но тебя там не было! — невольно перебил Ветер. — Я бы запомнил…
— Конечно, ты не мог меня видеть. Ведь человеку моего звания не пристало бродить по городским харчевням. Мне захотелось услышать тебя еще раз, такое событие редко случается в наших краях. Такого дара, как у тебя… — он запнулся. — И я, как Советник Старейшины, подал ему великолепную, как мне тогда показалось, мысль.
— Ты Советник Старейшины?
Он кивнул не сразу, явно досадуя на свою оплошность.
— Так вот, где я тебя видел! — вспомнил Ветер. — В том зале с портретами!
Незнакомец опять ответил утвердительно.
— Да, в том самом зале… Когда тебя утащили в подземелье, я понял одно, — продолжал он, — если не вырву тебя, стихотворец, из его лап — всю жизнь буду исходить виною. Так глупо загубить столь необыкновенный дар! Мне удалось успокоить разъяренного Старейшину. Ведь казнь такого любимца черни может вызвать разговоры в Кетэрсэ. А зачем это нам? Лучше наказать примерно, чтобы другим неповадно было, и выкинуть вон из города. Но так, чтобы преступник непременно сгинул. Ведь ночью в лесу от дваров не уйти, не правда ли? У нас тут верят, что запах свежей крови их привлекает, потому тебе не удалось бы пережить эту ночь, даже случайно.
— Не зря верят, — подтвердил Ветер. У него тут опыта поболе многих наберется. — Кровь они чуют. Только не по запаху. — Он поежился. — Жуткий способ умертвить человека! Хвала Нимоа, что меня нашли твои люди!
— Старейшине тоже понравилось. Но ты уже отомщен.
— Как это?
— С тех пор, как ты его обидел, он все время ходил мрачнее двара. Бродил, бродил, и разбил его, наконец, удар, хвала Нимоа. Лежит, умирает сейчас.
Ветер жестоко усмехнулся. Уж кого не жаль было, так это Старейшину. Что ж, результат стоит нескольких ударов кнута.
В отличие от своего врага он поправлялся быстро, и когда весь Кетэрсэ одел траур по своему достойному правителю, Ветер уже крепко встал на ноги. От нечего делать он попросил пергамент и чернила и записал «Жемчужину из логова Дракона» по–витамски. Только сюжет немного изменил: его Сид превратился из могучего героя в простого человека, случайно узнавшего о сокровище.
Вскоре после похорон опять наведался господин Советник. Вот–вот прибудет новый Старейшина, сказал он. Ведь у старика не было сыновей, одни дочери, мужская линия пресеклась, и теперь в его роду некому принять на себя эту обязанность. Никого из местной знати не сочли достойным возвышения — тут Советник криво усмехнулся, — так что теперь в Кетэрсэ ждут нового Царского наместника. Про него не говорят ни плохого, ни хорошего, но вряд ли он окажется хуже старого. Теперь Ветру надо поскорее убираться прочь из окрестностей Кетэрсэ. Неизвестно, кто пускает эти слухи, но в городе поговаривают, что смерть Старейшины сопровождалась крайне необычными обстоятельствами. Новый хозяин этой провинции наверняка возжаждет проявить себя строгим, но справедливым судьей. Так что…
— Завтра утром я отбываю в Кетэрсэ встречать нового Старейшину. Торжества по случаю его прибытия продлятся несколько дней. За это время ты, Ветер, должен исчезнуть, даже если еще недостаточно крепок телом. Арфат даст тебе хорошего коня. И еще…
Он протянул Ветру крайне объемистый мешочек, в котором мелодично позванивал металл.
Не то чтобы Ветер был против такого дара, но мешочек показался ему излишне тяжелым, и он колебался. Советник же, видя, что стихотворец в раздумьи, понял его сомнения по–своему — все–таки знатный всегда остается знатным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
